Камень в Петербурге

Максим Атаянц, заслуженный архитектор РФ

Автор одного из самых замечательных, хотя и злобных отзывов на архитектуру Петербурга екатерининского времени небезызвестный Джакомо Казанова возмущенно писал, что в Петербурге наскоро, с помощью кирпича и известки создают дешевую имитацию европейский столиц, столетиями строившихся из камня. Действительно, задуманный Петром как «каменный», на практике город строился по большей части из оштукатуренного кирпича. Дело здесь не только в сильных амбициях при относительно слабой экономике, но прежде всего в остром дефиците времени. Создателям города надо было в короткие сроки решать крупную градостроительную задачу. Они действительно делали муляж, который, однако, быстро приобрел огромную самостоятельную ценность.

Петербург часто сравнивают с Венецией, но настоящего сходства между этими городами мало. В Венеции каждый дом абсолютно рукотворен и уникален, а большинство петербургских построек – схематичны и умозрительны в деталях. Чем Венеция и Петербург действительно очень похожи друг на друга, так это зыбкостью почвы, на которой они построены. Из-за этого сформировался растянутый по горизонтали, плоский силуэт городской застройки, где большинство зданий одинаково невысоки и над линией кровель поднимаются только шпили и купола церквей, а колорит города образует штукатурка, выкрашенная в желтый, голубой, серый или охристый цвет, на фоне которого ярко выделяются белые колонны, карнизы и пилястры.

Камень все же в историческом Петербурге присутствует самым активным образом, формируя облик города, его главные градостроительные черты. Мы говорим о том граните, который в огромном количестве применялся в облицовке многих и многих километров набережных Невы, Фонтанки, Мойки, многочисленных каналов.

В ландшафте с болотистой почвой и открытыми водными поверхностями роль камня состоит в том, что он мощной линией очерчивает, структурирует пространство, отделяя жидковатую твердь от воды (и воду от воздуха) во всех петербургских панорамах, где присутствуют реки и каналы. Фактически набережные и цоколи эту твердь и образуют, создавая основание для более легких и ярких оштукатуренных фасадов, над которыми поднимаются многочисленные трубы и открывается небо. Использование камня помогает компенсировать размытость пейзажа.

Кстати, стены Петропавловской крепости, одетые в гранит (как и набережные) при Екатерине II, благодаря своему растянутому силуэту и тому, что они расположены у самой воды, естественным образом входят в структуру набережных, продолжают их мощный контур. Строения в крепости оштукатурены. То есть крепость построена в той же логике, что и весь остальной город, и не только не диссонирует с его обликом, но и усиливает впечатление от него.

Тем самым все городские панорамы представляли собой легкий и яркий силуэт, опирающийся на каменную горизонталь. Но то же самое относится и к каждому отдельному зданию. Дело в том, что цоколи в петербургских домах традиционно выкладывались из камня. Получается, что в той части, которой постройки опираются на землю, Петербург – каменный. Диапазон материалов был невелик: либо карельский гранит, либо добываемый неподалеку от города путиловский известняк.

Выше цоколя в фасадах петербургских зданий камня очень мало, поэтому целиком каменные сооружения воспринимаются здесь как нечто особенное и значительное, заметно выделяясь на фоне кирпично-штукатурной застройки. Каменные фасады знаменуют их особую ценность для города. Не случайно спроектированный Антонио Ринальди дворец на набережной Невы назван Мраморным. В Дрездене, Париже или Риме, где каменные фасады встречаются повсеместно, такое бы никому в голову не пришло. Выше традиционного гранитного цоколя для фасадов Мраморного дворца использовано несколько видов мрамора.

Материал предопределил четкость и высочайшее качество проработки архитектурных деталей, не всегда свойственную петербургским зданиям. Ведь когда «кожей» здания является штукатурка, раз или два в столетие оно переживает «линьку». Покрытие обновляется. Детали при этом не всегда сохраняют требуемую четкость, «плывут». В этом смысле оштукатуренный фасад ведет отдельную от остального здания жизнь. Там же, где архитектурные детали каменные, как правило, выше и четкость, и степень сохранности деталей. Коринфские капители Мраморного дворца до сих пор сохраняют идеальное качество резьбы. Тем не менее использование мрамора для фасадов в Петербурге так и осталось исключением.

Более характерным для Петербурга оказалось противостояние крепкого, дорогого и трудного в обработке гранита с более простой во всех отношениях путиловской плитой. Путиловский известняк – камень довольно среднего качества. Он мягкий, не очень прочный, содержит много глинистых включений, легко разрушается. Высококачественную резьбу он держит скверно и допускает только довольно обобщенную детализацию. С другой стороны, быстро и красиво состариваясь, он создает ощущение чего-то подлинного, контрастируя с некоторой искусственностью оштукатуренных поверхностей, – естественный материал в его естественном цвете и фактуре.

Эта особенность путиловского известняка определяет внешний облик Казанского собора – одного из двух целиком каменных храмов в Петербурге. Он полностью (за исключением гранитного цоколя) сложен из путиловского камня. Естественная красота поверхности выделяет собор и усиливает его значение. Однако за это пришлось заплатить некоторым упрощением и грубоватостью деталей фасада и особенно коринфских капителей. С другой стороны, уровень их проработки соответствует логике и качеству материала.

В отличие от гранитных цоколей, фасады из путиловского камня требуют постоянного ухода и реставрации. Сохранность камня приходится поддерживать довольно насильственным образом, нарушая при этом привычный публике романтический состаренный облик. Поверхность каменной кладки приходится периодически затирать жидким известковым раствором, чтобы укрепить слабую структуру камня. В первые годы после такой операции каменная кладка выглядит подозрительно похожей на штукатурку. Тем самым снижается «каменность» фасада, которая априори воспринимается горожанами как ценность. Лет через десять все естественная структура камня снова проявляется.

Кроме того, в битве камня и штукатурки, которую штукатурка всегда выигрывала количеством, с начала XIX века появляется третий участник – металл. Начинают строиться мосты и железные дороги. В моду входит чугунное литье. Этим объясняется то обстоятельство, что базы колонн Казанского собора отлиты из чугуна.

Начатый Ринальди при Екатерине II Исаакиевский собор строился в уже привычном для Ринальди мраморе. Однако в связи со смертью Екатерины и отъездом Ринальди за границу Винченцо Бренна уже при Павле I заканчивал его уже на скорую руку и дешево. Это нашло свое отражение в известной эпиграмме:

Се памятник двух царств, обоим стоим приличный, –

На мраморном низу воздвигнут верх кирпичный.

Автор был найден и сослан в Сибирь, но проблема осталась. Монферран получил заказ на перестройку собора заново и просто вынужден был полностью отказаться от штукатурки во внешнем облике собора. Исаакиевский собор – это торжество природного камня.

Монферран работал на излете классицизма, когда стиль постепенно начал сходить на нет. Зато выросли образованность общества, его начитанность и кругозор, в том числе археологические знания об античной архитектуре. Монферран сознательно использовал для главного храма Российской империи язык Древнего Рима, где архитектура была одним из главных средств имперской пропаганды. Рим вкладывал в архитектуру и градостроительство массу интеллектуальных, финансовых и организационных ресурсов. Для выдающихся зданий столицы принято было использовать как можно больше экзотических и роскошных пород камня, доставляемых с дальних концов империи. Доставка стотонных монолитных гранитных колонн из Египта служила лучшей демонстрацией мощи Рима и его государственной машины.

Монферран с блеском и очень точно процитировал этот подход в Исаакиевском соборе. Когда гиды водят по нему экскурсии, они всегда подчеркивают, что в его облицовке внутри и снаружи применено несколько десятков пород камня, большинство из которых добывались в пределах Российской империи. В соборе применены финский гранит, карельский мрамор, уральские малахиты, лазуриты из Средней Азии. Собрать в одном месте камень из разных уголков страны и имперской энергией воздвигнуть из него нечто колоссальное – такой сигнал о мощи и обширности государства и разнообразии его ресурсов был бы понятен и оценен в Древнем Риме. Это именно тот случай, когда крупное архитектурное сооружение наглядно и однозначно транслирует имперскую риторику.

Еще одна древнеримская цитата Монферрана – монолитные стволы колонн из полированного гранита в портиках Исаакиевского собора. Впервые после античности в Европе для колонн были использованы цельные стволы, выточенные заново, специально для собора, а не взятые с римских руин. Это стало еще более имперским жестом, и петербургская публика во времена Александра I и Николая I была достаточно образованной, чтобы эту цитату воспринять.

Сама затея оказалась настолько интересной по замыслу и воплощению, что все стадии изготовления каменных стволов, включая вырубание огромных масс гранита в карьере, их полировку, доставку специальными баржами в Петербург, установку на месте, Монферран подробно проиллюстрировал в знаменитом альбоме о строительстве Исаакиевского собора. Впрочем, у Монферрана были предшественники. И прежде всего Фальконе, который использовал Гром-камень в качестве постамента для Медного всадника. Прототипом послужил проект Бернини, в котором он предложил в качестве постамента для статуи Людовика XIV использовать дикий камень. Но в Петербурге идея прекрасно воплотилась. Дикость Гром-камня несколько преувеличена: Фальконе стесал почти половину объема. Но с художественной точки зрения он оказался прав. И в памятнике реализовалась идея прочного основания, каменного фундамента империи. Это особенно хорошо видно, если смотреть на памятник с воды, откуда он воспринимается в единстве с гранитной набережной (см. иллюстрацию), а за ним возвышается Исаакиевский собор.

Кстати, масштаб поставленных перед архитектором задач не означает, что на проекте не пришлось экономить. Если внимательно посмотреть на восточный угол северного портика – туда, где он примыкает к главному объему Исаакиевского собора, можно увидеть, что примерно на трех метрах карниза вырезаны ионики и акантовые листья на модульонах. Однако, едва начавшись, ионики внезапно заканчиваются. Отказ от сложной каменной резьбы в задуманном ранее объеме показывает, что даже на главной стройке империи время от времени возникала необходимость жестко экономить бюджет. В штукатурке отштамповать орнамент было бы несколько проще.

Благодаря проекту Монферрана в Петербурге появился невиданный до того полированный гранит, который прижился в наступающую эпоху эклектики со свойственной ей грубоватой буржуазной роскошью. Примерами такого использования камня могут служить Дом компании Зингера, особняк Набоковых с полностью гранитным фасадом или Малый Мраморный дворец. Но такие здания можно буквально пересчитать по пальцам. Цоколи домов продолжали облицовывать камнем, но полностью каменные фасады в Петербурге не прижились. Стиль города к тому времени уже сформировался.

Парадокс Петербурга в том, что в наименее каменной из европейских столиц камень играет определяющую роль. Горизонтальные линии, прочерченные гранитом, придают городу характер и определенность, подчиняя природу и застройку общей имперской идее, оформляя перспективы и создавая твердую основу для того, чтобы город рос и вверх – в небо, и вниз – в своих отражениях в воде.